Неверморж

Мудрый друид сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Озарив жизнь простого смертного высоким смыслом и красотой (в чем бы та не проявлялась — в блеске молний или сиянии радуг), божество необратимо преображает его душу. Постигая (или пытаясь постичь) проявление воли персонального всевышнего в каждой крупице дотоле серого и будничного своего существования, герои делаются чуточку мудрее и, даже продолжая пропивать нажитое честным трудом, вкладывают в это занятие совершенно новый смысл, неведомый тем, кому не дано слышать божественный глас. Впрочем, не так важно, становятся ли они мудрее. Главное, что они становятся счастливее.

Тем страшнее для героя внезапно утратить это ни с чем не сравнимое счастье. Покидая героя навсегда, мы забираем в холодный астрал его веру, чувство защищённости и просто смысл бытия. Брошенный герой прекращает учиться и сражаться; его выставляют за ворота те, с кем он прежде делил кров; заслуги его, прежде признаваемые всеми, рассыпаются в прах. Он обречён до конца жизни вспоминать о явленных ему чудесах, которым не суждено повториться, и тешить измученное сознание надеждой, что однажды божество всё-таки вернётся. Холодная тоска сковывает полярным льдом его сердце, и из лютой этой стужи готовы явиться не знающие жалости чудовища.

Неверморж — грозное порождение отчаяния и беспросветной тоски, охватывающей брошенных героев. Отнимая последнюю тень надежды, наполняя опустошённое сердце безысходностью, он безвозвратно губит героя, пытающегося найти у него ответ на мучительные вопросы. Древние песни донесли до нас истории о жертвах Неверморжа, навсегда сгинувших в аду своей тоски по ушедшему свету.

Раз, в глухую полночь студёного декабря покинутый герой, бледный и утомлённый, размышлял над грудой фолиантов, полных забытых премудростей. Тщетно пытался он найти в книгах облегчение грусти своей — грусти по ушедшей богине, прекрасной, сияющей деве, чьё имя ведомо прочим богам в небесах, но которому не звучать в пределах плоского мира никогда больше! Лёгкий стук в дверь вывел его из полусна. Вообразив, что то лишь запоздалый гость, герой раскрыл двери настежь — но не увидел ничего, кроме ночного мрака. Так стоял на пороге герой, предаваясь грёзам, но тишина ничем не была нарушена — лишь именем богини, которое сам он тихо прошептал. Душа его горела — а стук меж тем возобновился. «Это ветер — и больше ничего!» — убедил себя герой и раскрыл окно. Ледяным, смертным дыханием повеяло оттуда. Герой отступил назад и упал в кресло — взору его предстал величественный, грузный морж, словно явившийся из седых дней древности. Холодная вода стекала с его ласт. Не выказав и доли почтения, с видом надменным взгромоздился он на бюст воинственной богини, стоявший на комоде героя.

«О гость, отринь страх и поведай, как зовут тебя на угрюмых берегах ночи!» — воскликнул герой, выдавив из себя печальную улыбку. Вперив в него холодный взор, Морж прохрипел лишь два слова: «Больше никогда!» «Все друзья покинули меня. Утро придёт, и ты тоже исчезнешь, словно тень надежды, оставив меня в одиночестве», — тихо промолвил герой. Но ответом Моржа было «Больше никогда!» «Пророк!» — крикнул герой. «Злосчастная тварь, но всё же пророк — ответь, дано ли мне изведать бальзам забвения, избыть тоску по той, что лишила меня своего света?» «Больше никогда!» — прогремел леденящий душу ответ Моржа. «Возвращайся же в бурю! Покинь мой кров, вырви клыки из моего сердца!» — закричал в ужасе герой…

Но так и сидел Морж неподвижно на бледном бюсте, и глаза его полны были дьявольского мечтания, и бледный свет бросал на пол его тень — и душе героя из тени этой, колеблющейся на полу, не суждено было выйти больше никогда!..

Счастливому, твёрдому в вере герою, чьё божество следит за ним, Неверморж не слишком страшен. Пожалуй, главное, о чём тут стоит помнить — нельзя попадаться на удочку монстра и задавать ему гнетущие душу вопросы. Если уж чар, побуждающих спрашивать, избегнуть не удалось — достаточно напрячь волю и сформулировать что-нибудь вроде: «Какие города существуют в Годвилле?» Монстр, наделённый, как видно из вышеизложенной истории, весьма скудным лексиконом, вынужден будет ответить невпопад и тем разрушит творимый чарами образ всеведущего оракула. А это, разумеется, существенно упростит дальнейшее сражение.