Д.е.

Гильдия д.е.
Дата создания:	около 467го дня г. э.
Основатель:	Домби
Атрибуты гильдии
Звание топов:	капибара
Актуальный состав Статистика

Общие сведения

д.е. (лат. B.e., эсп. b.e., венг. J.Eu.) — призрачная гильдия Годвилля. Активной деятельности не осуществляет, однако, вероятно, играет скрытую роль в поддержании стабильности мира Годвилля. Является одной из старейших гильдий игры и относится к нерукотворным гильдиям — была основана непосредственно богом  Домби, а не героем по указанию свыше.

Расшифровка названия

Известно, что расшифровка названия гильдии существует и, по-видимому, была известна героям Годвилля. В настоящий момент, однако, героев, знакомых со смыслом расшифровки, нет.

Вероятно, значение расшифровки известно основателю гильдии Домби или иным богам, однако на этот счет однозначных сведений также не имеется.

Существует точка зрения (т. н. гипотеза о дополнительности смыслов), что аббревиатура имела две расшифровки: первая была известна героям Годвилля и неизвестна богам, а вторая была известна богам и неизвестна героям. Согласно этому подходу утрата героями знания смысла названия является необратимым нарушением баланса и со временем может привести к серьезным негативным последствиям. Однако в настоящий момент эта точка зрения должна считаться маргинальной.

История гильдии

История Гильдии изучена плохо. По всей видимости, период существования гильдии разделяется на два периода — период первого состава и период второго состава. Первый и второй состав почти не перекрываются, преемственность, по всей видимости, отсутствует. Сведения о событиях, приведших к почти полной смене состава гильдии, несистематичны и в целом малопонятны. История же периода второго состава не представляет ровным счетом никакого интереса.

Основная часть сведений о гильдии была собрана газетчиком Яком Вуном. До того, как исчезнуть при неустановленных обстоятельствах, Вун успел собрать и подготовить к публикации краткое досье. Следует отметить, что, не являясь профессиональным историком, Вун не всегда аккуратно подходил к анализу источников и зачастую его выводы представляются как минимум неоднозначными.

Досье было обнаружено городской стражей во время обыска разоренного жилища Вуна. Практически сразу же после этого оно было изъято неизвестными лицами. Материалы были опубликованы вскорости после прекращения расследования — вероятно, в искаженном виде и изменённом комплекте. Личность публикатора неизвестна.

В Энциклобогии досье и другие документы публикуются несистематически, поэтому в настоящий момент статья не может дать сколько-нибудь полного представления.

Пакет А. Из архива тайной стражи столицы

Документ 1. Объяснительная записка стражника Носок-к-Обеду на имя начальника смены господина Бурли-Живот.

Примечание. В публикации присутствуют правки, сделанные неизвестными.

Стражнек НасоккоБеду начальнику обясняет
Будуче тверезый в саставе смены я дижурил у варот ГОДВИЛЯ и инагда правирял гироев. Вмомент законого изьятия у гироя лишнига золотово кирпеча (у ниго их была пять? Куда йиму столько? А мине нужно!) был ударин по задней часте начальникам караула. (заадно жалуюся на ниго: почиму много дирется?) ударив миня в зад началиник караула скозал: иди туда. И паказал. Там был обыск у гозетчека. Гозетчек куда та исчез а иго дом привротили в бидлам. Главной стражнек обыска дал мине пачку бумаг. Он скозал: ними их ночальнеку смены. Я понес бумаги. Неожиданно на мине вышел из стены чорный чилавек. я еЕго спрашеваю: тТы кКто? Он аварит: яЯ. Гаварит: давай мотерьялы. Я спрашеваю: ккокие мотерльялы? Если дериво гофер, так у мене нету. Он говорит: дурак. отдай бумаге. Я говорю: вВы разви госпадин ночальнек смены? Он говарит: нет. Я это яЯ. Я говорю: ниотдам. Тогда оОн на меня пашел и я абделался. Смотрю пачка уже у нНиго. Он носам патянул и говорит: спасибо. И ушел в стена. Поэтаму я документы не данес.
Стражнек Насоккобеду обьяснение завиряет.

Документ 2. Сопроводительная записка от начальника смены господина Бурли-Живот начальнику тайной стражи господину Z.

Шеф!
Прилагаю отчет этого оболтуса. Очень извиняюсь за его безграмотность. Что ж с него взять — деревня. Про стену он явно выдумал. Где это видано — чтобы человек из стены? Я так думаю, что либо его ограбил незадачливый герой, либо он просто потерял бумаги в канаве. В любом случае он заслуживает порки. Я его посадил под арест.
Б.-Ж.

Документ 3. Записка от начальника тайной стражи господина Z. начальнику смены господину Бурли-Живот.

Бурли-Живот!
Вы идиот. Стражника немедленно выпустить. Дело закрыть. Отправляйтесь к начальнику тюрьмы и скажите, что я вас арестовал на месяц.
Z.

Документ 4. Шифрованная записка от начальника тайной стражи господина Z. Барсучку.

Барсучок!
1. В скором времени из тюрьмы выйдет стражник Носок-к-Обеду. Возьмите моего субтигра и организуйте ему немедленную бессрочную командировку в Осколково.
2. На окраине столицы стражей оцеплен дом пропавшего газетчика. Я боюсь, что там начнется пожар. Пожалуйста, проследите за этим.
Z.

Документ 5. Шифрованная записка начальнику тайной стражи господину Z. Не подписана.

командирован прошу отдать меня суд предотвратить не удалось

Пакет Б. Найдено в вещах смотрителя храма Домби господина Чинь Фу, оставшихся после его исчезновения

Примечание. Найдены лишь отдельные листы.

Документ 1.

Записано Маскариусом, столичным писцом, с настоящих слов присутствующих. Простые господа именованы обыкновенно. Достойные господа именованы литерами. За верность записи писец готов отвечать головою и столичной лицензией. Писец клянется, что во время писания был чист от всяких аур, проклятий и обсыпан порошком от чесотки.

…
А: Ты лично видел эту, как ты выразился, «железную палку»?
Ойкономус: Лично не видел.
А: Тогда зачем ты уверял нас, будто видел?
Ойкономус: Я…
А: Ты болван.
Ойкономус: Слушаюсь.
А: «Слушаюсь». Из-за тебя мы потеряли кучу времени. Понимаешь? Мы считали, что твоему описанию можно верить.
Ойкономус: Виноват.
А: Я тебе дам «виноват»! Домби, куда ты смотришь?
Д: На часы. Скоро полночь, надо что-то решать.
А: Я хотел сказать, что твой герой болван.
Д: Они все не слишком умны.
А: Разумеется! Все-таки, они не мы. Но…
Д: Мы сами их такими сделали.
А: С какой стати?
Д: Нам так больше нравится. Особенно таким как ты. Тебе же нужно кого-то обзывать болваном.
А: Послушай, ты говоришь чушь. Домби, ты говоришь чушь! Зачем мне называть кого-то…
Д: Мы теряем время. Я уже все сказал. Решайте быстрее. Если не нравится — предлагайте другой путь. Только настоящий, без тупика.
Б: Домбичек, ты не сердись-не сердись. И ты тоже. Ну-ну, никто не болван, все умнички. Но мне кажется, что у нас есть запятушечка. Пока рано решать. Все-таки что это такое, что наш Ойкономус не видел? Ась? Мы же в точности не знаем. Мы же что знаем? Что нашему Ойкономчику рассказали, как в трактир вошел человек с какой-то металлической палкой. Что человек остался ночевать и исчез, оставив вещи, в том числе металлическую палку. Что дитенок трактирщика потом ту палку стащил. И играл в ту палку с другими диточками. И уже вот только что осталось от диточек, то наш Ойкономчик уже видел своими глазками. А палку не видел, поелику палка исчезла. Маловато у нас сведений. Домбичек, ты как полагаешь?
Д: Я полагаю, что все ясно.
В: Конечно. Это жезл, Тучик. Это по всем расчетам и признакам жезл. И его надо быстро найти. Гильдию надо быстро ликвидировать. Оставить одного, чтобы она формально продолжала существование и не было вопросов. Вот хотя бы этого и оставить. Тогда все будет хорошо.
Д: Если он один.
В: Что ты имеешь в виду?
Д: Если жезл только один.
В: А почему ты считаешь, что он может быть не один? Жезл бывает только один.
Д: Это до сих пор так было. Это не значит, что сейчас или в будущем не может быть иначе.
В: Помнишь, ты меня как-то спрашивал, почему тебя не любят? Вот за это.
Д: Поди к черту.
В: Не могу. Я бог.
Д: Мы отвлеклись. Что значит «ликвидировать»?
…

Документ 2.

        …первый состав гильдии.
§4. Архив Управления гильдии уничтожить полностью.
§5. Позволить Рандому сформировать второй состав из несведущих. Всякую преемственность исключить.
§6. Героя Ойкономуса оставить в составе гильдии. Принять меры к памяти героя Ойкономуса. Принять меры к поведению Ойкономуса в будущем.
§7. При попытке героя Ойкономуса выйти из состава гильдии, разузнать о своем прошлом, посеять сомнения среди второго состава гильдии или при совершении им иных опасных действий — немедленно…

Всполохи и пыль

Казалось, что человек не замечал зверька, рысцой бежавшего прямо по его следу, уткнувши длинный нос почти в самую пыль. Между ними было шагов десять — если считать шаги человека. А сколько на то приходилось шажков зверька — это даже не прикинуть. Они шли словно бы совершенно порознь, пока человек вдруг не остановился возле каменного столба и не сказал:
— Здесь, вроде.
Он это как будто сам себе сказал, а потом спустя несколько секунд повторил подбежавшему зверьку:
— Здесь вроде. Значит, не опоздали.
Он прислонил палку к камню, полез куда-то и вынул металлический предмет, напоминающий фляжку. Человек снял колпачок, и из горлышка повалил дым. Набравши полную грудь, он постоял немного, закрыв глаза, потом выдохнул и облокотился на тот же камень.
— Задыхаешься? — спросил его зверёк.
Человек не ответил.
— Что я буду делать, когда ты совсем задохнёшься? Ты всю дорогу кашлял и сплёвывал. И знаешь, что я скажу? Мне не нравится запах. Пахнет…
— Заткнись.
Зверёк фыркнул и вышел на середину дороги. Он немножко покрутился, играясь с пушистым хвостом.
— Ты знаешь, какая она из себя? Как мы узнаем?
— Узнаем, — человек всё пытался приладить под затылок какой-то мешочек, чтобы было удобно сидеть, — тут, как видишь, никто не ходит.
— А может как раз сегодня кто и пойдёт. Вон, посмотри. Она?
Человек резко приподнялся.
— Где?
— Вон.
Вдали в самом деле виднелась чья-то фигура.
— Не знаю. Подойди сюда, не вертись на дороге.
Он на всякий случай поднялся. Зверёк ушёл на обочину и всё время тянул носом воздух.
— Это не она, — в конце концов заявил он, — она не может так пахнуть.
Человек снова сел.
Мимо важно прошёл огромный кабан с толстым наездником. Наездник поглядел на них, приподнял бровь и хлопнул кабана по заду. Видимо, он хотел сказать, что благородные люди не сидят в пыли возле камней.
— Это бог? — спросил человек зверька.
— Не знаю. Свинья запах начисто перебивает. Она ведь приедет не на свинье? Правда?
— На академике.
— Слушай, а может быть, хоть она будет меня кормить?
— Причём тут кормить? Она будет советником.
— Кто-то же должен. Знаешь, как меня кормили на прежнем месте? У кого я раньше жил?
— Что ж ты там не остался?
Зверёк махнул хвостом и ушёл в суховатые заросли каких-то колосьев. А человек уснул, и ему снилось, что он снова может дышать.

Когда зверёк вышел из кустов, он сразу увидел даму. Она остановилась возле камня и удивлённо глядела на спящего.
— Чего надо? — спросил зверёк.
Она ехала на странном животном — вроде оленя, но с рогом в виде плоской квадратной площадочки. Казалось, что случись у дамы в руках чашка с кофе — она сможет ставить её прямо на этот рог. На руках у неё сидела пушистая кошка.
— Можно у вас спросить дорогу? — спросила дама у зверька.
Тот опустил было уши, но в этот момент проснулся человек. Он проснулся, попытался вскочить, потом всё-таки вскочил, сдёрнул капюшон, раскрыл рот — и безнадёжно закашлялся, согнувшись.
Зверёк был сообразителен.
— Леди Дивия, — сказал он, делая собачий поклон — мы приветствуем вас. Домби отправил нас навстречу вам. Мы здесь, чтобы вас проводить. Меня зовут Носик, а это — господин Павел. Он… он кашляет.
Павел как раз вытащил свою фляжку с колпачком и жадно вдыхал дым из трубки. Гостья смотрела на него по-прежнему удивлённо. Носик решил сгладить неловкость.
— Разрешите познакомиться с вашей питомицей! — сказал он, а затем прямо с земли ловко запрыгнул к ней на колени и приветливо ткнулся носом в кошку.
— Балбес, — сказал человек, названный Павелом. Носик сидел в пыли, обхватил лапками оцарапанную титульную часть, и жалобно поскрипывал, — простите, леди Дивия. Здравствуйте. Мы пришли вас встретить. Как вы добрались? Как здоровье демиурга?
— Всё хорошо, благодарю вас. Домби отправил навстречу мне человека с таким кашлем? Я ему всыплю, — сказала леди.
— Я прошу прощения. У меня всегда так. Я… у меня кашель.
— Подите-ка. Подите, подите. Вот так. Повернитесь.
Она осторожно коснулась его спины.
— Ладно, ещё посмотрим. Давайте трогаться?
— Нос больно, — сообщил Носик снизу.
— Не надо было лезть, — хором ответили ему.

— А зачем Домби вас отправил вообще? Здесь отличная дорога, я бы прекрасно доехала сама.
— Мыши, — ответил Павел, — вы боитесь мышей? И крыс, крысы тоже бывают. Но больше мыши. Равнинные мыши. У меня вот — баллончик с собой. Что-то на мышьяке. Дохнут хорошо, можно отбиться.
— Уберите, пожалуйста, — попросила леди, — ага, спасибо.
Зверёк теперь уже не бежал сзади, а крутился под ногами. Павел время от времени сбивался с шага, хватался за свою фляжку, некоторое время дышал дымом, а затем многословно извинялся. Леди на него косилась и кивала головой.
— Леди Дивия, — спросил Носик, а где ваш академик?
— Я на нём сижу, — удивилась леди.
Носик тоже удивился.
— А ты думал, как он выглядит?
Зверёк забормотал что-то, отстал на пятнадцать шагов и снова уткнулся в пыль.
— Я ему иногда поражаюсь, — сказал Павел.
— Ну, они же редкие. Вот он и не видел никогда, — леди Дивия погладила рог единорога-академика, раз и навсегда напомнивший квадратную шапочку простодушному натуралисту.

— Спасибо, что приехала, — сказал Домби, — вроде всё обсудили.
— Пожалуйста.
— Спасибо, что дала советы насчёт Павела. Я думал, сделать…
— Индюк тоже думал, прости.
— И что же будет?
— Дети, — сказала леди Дивия, — я не доктор. Пусть для начала попробует не дышать смесью пыли и дуста из баллончика.
— Это не дуст.
Они подошли к окну, из которого открывался вид на Годвилль. На горизонте каждые пять секунд мелькали всполохи и подымалась на дыбы земля.
— Шутку придумывает, — леди вгляделась в даль, — к первому апреля.
— А герои?
— Там нет героев. Это полигон. Поеду я, вот что. В следующий раз не отправляй никого меня встречать. А фенеку передай привет от моей кошки.
— Они успели познакомиться?
— О, да. Откуда он у вас?
— Павел приволок.
— Откуда?
— Из какой-то преисподней. Я предпочитаю не следить за его миротворческой деятельностью.
— Вызывающе странно.

Он глядел на следы, оставленные подковами ездового академика. На резиденцию гильдии «д. е.» наваливалась ночь.

Искорки и всполохи

Охотников было двое. Один большой, усатый, багровый и отчётливо напоминающий моржа. А второй тоже усатый, но, напротив, довольно щуплый. И ещё седой, второй охотник был седой.
— Хорошо! — сказал толстый охотник. — Очень хорошо. Люблю.
— Это ты верно отметил, — отозвался седой охотник. Он шепелявил и говорил с непонятной интонацией, то ли приветливой, то ли извиняющейся. — Это ты верно отметил. Тут всё дело в природе. Видишь — природа вокруг.
— Тут всё дело в котелке да в бутылке. Какая теперь природа?
— Да вот же, пожалуйста, природа. Деревья.
— В пыли всё.
— Да не так уж тут и много пыли, — седой охотник поднялся и поскрёб пальцем листик на каком-то кусте.
Лес не шумел. Если здесь и можно было услышать дыхание природы, то очень уж внимательно прислушавшись. Но ведь если внимательно прислушаться, что услышишь что угодно.
— Всё же какая-никакая, а натура, — седой охотник пососал зуб. — Только вот мы с тобою никого сегодня не поймали. А бумага наша тю-тю, до завтра. Потом новую выправлять. А Домби возьмёт, да и не даст.
— С чего это? — с багрового лба собрался было взлетать до отказа заправившийся комар, но перед самым стартом был шлёпнут. — С чего не даст-то?
— Ну не даст и не даст. Скажет: идите лесом. Ха-ха. Смешно я сказал. Ну ты понял.
— Не скажет.
— Ты понял? Ха-ха.
— Что понял? Я всё давно понял.
— Что я смешно сказал, почему смешно-то. Идите лесом не в том смысле, что на охоту в лес, а в смысле не даст лицензии. Каламбур!
— Даст, какого лешего-то? Мы гильдийные боги.
— Гильдийные, да не гильдийные. Он, знаешь ли, различает своих.
— Ну к главе пойдём пожалуемся.
Они расхохотались. Седой охотник хохотал мелко — хахахахаха, а толстый — словно бы надуваясь и сдуваясь на каждом смешке.
— Уморил. Главе на Домби пожалуемся. Уморил. Что ж, один — один, — проговорил наконец седой.
— Что один — один?
— Шутка на шутку. Я пошутил — но и ты в долгу не остался, уморил. Остроумцы мы с тобой, вот что.
Охотник, похожий на моржа, плюнул и стал подниматься на ноги. Поначалу и вышло даже похоже — как если бы морж почему-то решил ходить по-человечески. Охотник с седыми усами отвернулся и стал смотреть на кружащуюся над ними птицу.
— Я уже сам думаю — надо отсюда валить, — морж наконец преодолел земное притяжение и теперь хлопал себя по заду, стряхивая пыль. — Лес дерьмо, никого нет. Егеря старого Домби выгнал.
— Тут был егерь?
— Поэтому и выгнал. Теперь вместо него будет хранительница.
— Как это?
— Пёс её знает. Вроде бы не просто егерь, а особая какая-то. Я про неё разузнал. Уже терпеть не могу, хоть и не видел ни разу.
— А как зовут?
— Аннетт. Анна, значит, если по-нашему. Святая.
— Ничего себе! А вот разреши сделать такой вопрос: знает ли она по-французски? Какое имя изысканное.
— Дура она. Давай что ли собираться, вопрос. Домой пора.
Они завозились с костром, котелком и снаряжением. Охотник с седыми усами действовал деловито: нагибался, собирал, упаковывал. Его товарищ больше ходил по поляне, вроде бы и не бездельно, а на самом деле всё больше разглядывая небо и деревья. Вдруг он встал.
— Э! Поди сюда! Что это?
Седой охотник подошёл. На стволе дерева светилось пятно.
— Не знаю. Никогда не видел похожего. Вроде бы краска?
— Откуда тут краска, ты видел маляра? Вот смотри — там на кустах. И дальше вон. След.
— Ба. Да в самом деле.
— Пошли? Вон его видно.
Седой охотник потеребил ус.
— Я бы тут сделал замечание. Это, думаю, как раз то, о чём в ограничениях написано. Неизвестное животное нельзя выслеживать.
— Лабуда. Можно, не можно. Эти правила егерь писал.
— Там внизу подпись: Домби.
Они попрепирались ещё немножко.

Лес рос на склоне, и след вёл вверх. Охотнику, похожему на моржа, было труднее, но он держался впереди. Кому чужды сомнения, тот всегда поначалу впереди. Они увидели жеребёнка издали — наверное, потому, что тот светился. Он уже не бежал, а шёл, все время спотыкаясь и оглядываясь. Подобравшись ближе, охотники услышали плач.
— Он плачет, — сказал седоусый охотник.
— Ерунда, — сказал охотник, похожий на моржа. Но он уже отставал на шаг.
Звонкий голос звал и звал кого-то.
Седой охотник уже не был седым охотником. Мальчик бросился вперёд — насколько позволяли крошащиеся и застывающие колени старика. Он стремился играть, забывшись, хотя мать говорила ему и отец говорил: если увидишь в лесу детёныша зверя — беги. А зверь уже был здесь — и серебристый принц бросился навстречу матери. Он исчез где-то в лесу, а седой охотник остался с единорогом один на один. Где-то рядом был охотник, похожий на моржа, но с единорогом всегда каждый — один на один.
Охотник подался было назад, хотел ухватить ружьё, но куда там — ведь всегда первым успевает зверь.

Стрела прошла через шею. Кобылица упала не сразу — ей не хватило мгновения, чтобы проткнуть человека. Хранительница, белая как снег, стояла, опустивши лук.
Она перевела взгляд на охотников. Те сидели под деревом, глупо раскрывши рты.
— Уходите, — сказала она им.
Они так и ушли, пятясь, забывши половину охотничьего имущества. Она посмотрела — и оно воспламенилось, заискрилось, сгорело в мгновенье. Остался только баллон — один из охотников оставил баллон. Аннетт подняла его, машинально попробовала прочитать этикетку — но рука тряслась. Она швырнула его — размахнувшись, вверх.
Он летел, вращаясь, пока не ударился вентилем о ствол дерева, а потом — как ракета, оставляя за собой след, расплывающийся клубами серого дыма. На пути случились какие-то птицы — они располошились, натыкаясь друг на друга и на ветки.
— Листики пожухнут.
Хранительница не обернулась на голос. Они глядели на клубящийся дым — Аннетт прямо, а Домби исподлобья. Из дупла одного из деревьев вывалилась мышь. Она отползла от ствола на несколько метров. Серые головы вдруг извернулись и яростно вгрызлись друг в друга, то ли как любовники, то ли как неистовые враги.
— Ну дохни уже, что ж так долго, — сказал Домби. — Какая ж дрянь всё-таки.
— Ты про мышей или про яд?
— Я про всё.
Мышь наконец перестала дёргаться.
Боги помедлили ещё немного и наконец решились подойти. Рог ещё немножко жил, искрился, по нему то и дело пробегали серебристые огоньки.
— Почему?
— Всё правильно, — Домби присел на корточки. — Их нужно было спасти, такой закон, такая работа. Они больше никогда не придут в лес.
Он помолчал.
— Единорог. Никогда раньше я не видел его так близко.
Из леса снова донёсся зов жеребёнка. И тогда хранительница заплакала.

Они шли напрямую, не разбирая дороги. Пыльный лес молчал.
— Я запретила охоту, — сказала хранительница, — теперь можно только гулять.
Домби огляделся.
— Гулять?
— Гулять. Мне мешает пыль. Я не могу быть хранительницей такого пыльного леса. Вы должны сделать с этим что-нибудь. И мне не нравится везде таскать дурацкий баллон. Нужно, чтобы не было мышей. Ну этих.
— Это да.
С дерева на дерево перелетела птица.
— Ой, смотри! Кто это? Лисичка?
Домби посмотрел.
— Это лисичка! Или нет? Смотри, уши какие. Они тут водятся?
— Он тут водится… они тут… водятся, да.
— Симпатяга. Смотри, это лисёнок. Он не боится. Он знает, что я его не обижу. Кис-кис.
Домби поперхнулся.
— Иди сюда. Хороший. Он, наверное, хочет есть.
Зверёк в самом деле совершенно не боялся. Он подбежал и, совершенно не заметив Домби, ткнулся носом в корзинку хранительницы.
— Голодный. Давай тебя покормим.
Зверёк повилял хвостом.
— Ээээ, — сказал Домби, — гм-гм.
Через минуту Аннетт уже держала зверька на руках и чесала за ухом. Он съёл половину взятой на прогулку снеди и теперь тихонько урчал.
— Некоторые животные, — Домби почесал нос. — Умеют говорить.
Зверёк приоткрыл глаз и украдкой показал ему зубы.
— Я считаю, что таких нельзя называть животными, — немедленно подхватила Аннетт, — это существа, такие же, как мы.
— Такого на руки не возьмёшь, да. За ухом не почешешь.
— Конечно, нет. Меня раздражает, когда существ не воспринимают всерьёз. Это как детей тискать при встрече.
— Неуважительно.
— Конечно. Нужно отличать животных и существ.
Она почесала зверька за ухом и тут упоённо заурчал.
— А как здоровье Ефима Борисовича? — спросил вдруг Домби.
Она удивилась.
— Почему ты вспомнил? Ну он старый кот, но вроде ничего, спасибо.
Зверёк поднял морду.
— А не переменился ли его характер? — Домби следил глазами за божьей коровкой, карабкающейся на сучок. — Не проявилось ли в нём уместное в пожилом возрасте благодушие и расположение к окружающим, снисхождение к их слабостям? Одобрение, так сказать, мира вокруг?
Она улыбнулась.
— Я не думаю, что Фима изменится. Он по-прежнему весьма неодобрительный кот. Не одобряет любых окружающих. Ой! Ну вот. Почему он убежал?
— Кто ж его разберёт. Одно слово — животное.
Они поднялись и продолжили прогулку через заповедный лес.

Между глав — насчёт лисицы

В сандалии то и дело попадали камни и впивались в стопы острыми краешками. Иногда их не удавалось вытряхнуть, не сбившись с шага, и тогда одноглазый старик нагонял Павела и дёргал сзади за плащ. Он шёл босиком, но, видимо, не чувствовал ни боли, ни земли.
— Отдай мне лисицу, — голос старика был визглив до неестественности, — она моя! Я поймал… мне нечего есть! Мне нечем кормить внучат!
— У тебя нет внучат, — Павел ответил тихо, но тот услышал.
— Есть! Пошли! Пошли ко мне домой — я докажу! Я покажу! По лавочкам сидят! Внучата! Отдай!
Павел в очередной раз замешкался из-за камня. Старик тут же оказался рядом и ухватил за рукав.
— Нехорошо! Нехорошо брать чужое! Вор! Вор! Я хочу есть. Отдай лисицу! Она всё равно подохнет.
— Подохнет — отдам, — он запустил руку под плащ и пощупал пушистое тело. Оно было тёплое и что-то ещё билось внутри, но слабо, так слабо.
— Падаль? Что же я, внучатам падаль? Отдай сейчас, сейчас она свежая. Лисица… лисицы вкусные. Я ел лисицу. Лисица как курятина. У нас нет еды, а эту лисицу я сам поймал. Лисица хитрец, лисица подлец. Лисица сама ворует кур… Отдай!..
Старик завыл и заплакал. Люди, сидящие на обочине дороги, стали подвывать и тоже причитать о чём-то. Зверёк зашевелился в беспокойстве, хотя и был по-прежнему в забытьи.
Когда оставалось ещё несколько сотен метров, старик вдруг заголосил.
— Люди, — он неуклюже обогнал Павела, размахивая руками, — люди! Я поймал лисицу! Лисицу… внучата по лавочкам. А он отобрал её у меня и не отдаёт назад. Люди! Что же это!
Они поднялись с обочин и преградили путь. Все сплошь старые.
— Браконьеры, — сказал Павел. — Если подохнет — отдам.

Он проснулся в предрассветный час из-за возни в комнате, и сразу понял, что случилось.
— Ну пожалуйста, — шептал старик, — ну ещё чуть-чуть. Довольно же капельки!
Он тыкал фенеку в нос раструб баллона и всё нажимал и нажимал ручку, хотя баллон даже не шипел.
— Не могло же не остаться ни капельки! Капелька — и лисице хватит, и тогда он нам её отдаст. Внучата по лавочкам… Срок вышел… ну так ты же не кефир, что же спортился?
У старика тряслись руки. Он перевернул баллон и бессмысленно заглянул в раструб выпученным глазом.
— Закончилось… не работает.
И машинально нажал на ручку.

— Дрянь, — говорил Павел, подталкивая его к двери. — Что же теперь выть? Одна из первых партий. И отрава сама дрянь, и насадка на баллоне дрянь. Сейчас-то уже получше делают.
Он спустил слепца с лестницы и стал собираться в дорогу.

Сумерки и искорки

Фенек выбрался из кустов на обочину дороги уже перед самым мостом. Он отряхнулся, оглянулся и потрусил через ров к воротам. Кнопка звонка была высоко.
Зверёк сел на хвост и принялся буравить кнопку взглядом.

Как-то раз демиург, сидя в гостях у Домби, спросил:
— А чего он у тебя не дрессированный? Это скучно. Научи его каким-нибудь трюкам.
Фенек тогда только фыркнул из-под стола. Но потом оказалось, что трюки — это интересно. Например, демиург умел подбрасывать вверх мячики, да так, что они словно танцевали в воздухе. Как не захотеть такому научиться? Тем более, что сам Домби не сладил даже и с одним мячиком — сразу заявил, что мячик неправильный и потом долго препирался с демиургом. Если бы научиться хоть чуть-чуть, можно было бы его уесть.
Но лапами мячик не ухватишь, пастью неудобно. Повозились, повозились, а потом демиург сказал: «Ладно. Это всё ерунда. Давай я тебя полезной вещи научу». Сказал сесть ровно, расслабиться и слушать.
Оказалось, что можно просто сидеть дурак дураком. А можно — прислушиваться к разному внутри себя. Тут звериная чуткость прямо ко двору и пришлась — демиург только удивлялся да хвалил, как у фенека всё чудно выходит. И сам фенек был в восхищении — себя почувствовавши, он на охоте, скажем, сделался жутко ловок. Раньше на мышей нахрапом ходил, с гиканьем. Налетал на гнездо и давай кусаться. Но сам получал о-го-го, возвращался домой израненный. А если с соседних гнёзд мыши приходили — то и вовсе иногда спасался бегством. С демиурговой же наукой выходило совсем иное дело. Во-первых, научился двигаться неслышно — вроде всё так же лапы ставит, а мыши не слышат. Во-вторых, научившись к себе прислушиваться, стал и других ощущать. Подкрадётся к гнезду, осмотрится, выберет мышь, что с краю. И так ей обе две головы откусит, что прочие твари и не всполошатся. За ночь теперь можно было десяток гнёзд порешить — и безо всякого ущерба собственной шкурки.
Но и то было ещё не самое главное. Вот что оказалось — если себя научиться слушать, дальше можно вовсе что угодно сделать. Вроде как ты и самый демиург и есть. Но не вполне, конечно — тут что-то сложное было, чего фенек не понял, — но вот, например, кнопку нажать, не трогая её лапами, можно. Главное — на той кнопке сосредоточиться и её как часть себя воспринять. «Я, — сказал демиург, — весь мир как часть себя воспринимаю. И потому всё делается, как я хочу». Очень лис такому удивился — и даже спросил, легко ли с таким живётся.

Кнопка не нажималась. Фенек пробовал и так, и эдак — даже, чтобы расслабиться, покрутился, ловя собственный хвост. Он как-то раз так сделал на тренировке — демиург сразу в восторг пришёл. Сказал — отличная расслабляющая техника. Даже сам попытался научиться. Леди Дивии как раз случилось проходить мимо — очень она такому упражнению изумилась.
Дверь открылась и на мост выкатился дворецкий на гусеничном ходу.
— Здравствуйте, господин Носик, — сказал он.
Фенек фыркнул.
— Я как раз собирался позвонить в дверь.
— Господин Носик собирался позвонить в дверь? — у дворецкого было подобие физиономии, которая, однако, не имела никакого определённого выражения.
— В звонком, — фенек показал на кнопку, вроде как небрежно.
— Это не звонок.
— А что же это?
— Это украшение двери, выполненное в виде звонка. Вам нравится, господин Носик?
У фенека задергались уголки губы, обнажая зубы.
— Украшение? Украшение? Хотите сказать, она не нажимается?
— Именно так, господин Носик. Механизм нажатия не предусмотрен. Кнопка приварена.
— И как же внутрь должны попадать гости?
— Господин Сатан не очень любит, когда внутрь его башни попадают гости. Прошу вас, господин Носик.
Пока они шли к лифту, фенек оглядывался и, главное, принюхивался.
— А почему вы вообще ко мне вышли? — спросил он дворецкого.
— Над дверью вист специальный глаз. Я всегда вижу, что там стоит господин.
— Так почему же мне пришлось ждать целый час?
— Ждать?
— Ждать!
— Я думал, господин Носик медитирует.
— Перед дверью?
— Господин Носик лисица. Я предположил, что это обычное дело для лисиц.
Тут, конечно, следовало укусить дворецкого, но он был железный.

В лабораторию дворецкий не поехал. Фенек вышел из лифта и прошёл в приоткрытую дверь.
— Здравствуй, тушканчик, — поздоровался Сатан, не оборачиваясь, — ты голодный?
— Я принёс тебе письмо. Возьми, оно в ошейнике.
— Кто передал?
— Я её не знаю. Щекастая такая.
— Экий ты пушистый. Такой пушистый, что ремешок не выцепишь. — Сатан снял с ошейника пенал с письмом.
— Домби подарил мне шампунь. Сказал купаться с ним каждый день.
— Каждый день?
— А я не могу каждый день, от этого шерсть сохнет.
— Не обращай внимания. У него волосы непослушные, поэтому он их стирает каждый день.
— Что в письме?
Сатан как раз открутил крышечку и вытянул свёрнутую в трубочку бумажку. На висящую за окном кормушку села синица и принялась клевать пшено. Фенек вспрыгнул на подоконник и поставил лапы на стекло.
— Сатан, — пожаловался он, — почему она меня не боится? Сатан?
Письмо горело медленно. Сатан молча глядел, как строчки чернеют одна за одной.
— Демократия, — пробормотал он, — дураки.
И ещё присовокупил непечатное.
— Слезь с окна. Уронишь тыкву — Аннетт тебя убьёт. Не посмотрит, что плюшевый. Вернёшься — скажешь Домби, что у него появился штатный звездочёт.
— Вот как? Значит, проголосовали.
Сатан плюнул.

Лисица сидит смирно и наблюдает за работой экспериментатора. Все шторы на окнах опущены — есть только свет ламп, отчего-то по-аварийному красных. Экспериментатор подходит к террариуму. На нём белый халат. В свете ламп он переливается, как рубашка на ночных танцах.
Экспериментатор натягивает перчатку, суёт руку под крышку и вылавливает мышонка. Средний палец между головами, чуть сдавить с боков — хватка отточена. Он немножко сжимает зверя и подносит к уху.
— Неразборчиво, — говорит он спустя несколько мгновений.
Второй мышонок.
— Неразборчиво.
Третий — он дёргается и визжит.
— Визгун, — говорит экспериментатор и сжимает чуть посильнее.
Неразборчиво, неразборчиво, неразборчиво.

— Зачем тебе мышиный язык? Может, его и нет вовсе. Вот Домби считает, что мышиного языка нет.
— Раз есть змеиный — должен быть и мышиный, — Сатан сделал последнюю пометку в большом журнале, захлопнул его и свалил в ящик стола. — Если расшифруем язык, может и баллоны не понадобятся. Больно вреда от баллонов, даже от самых новых.
— Я хочу есть.
— Уже почти.
Тут же в самом деле вкатился дворецкий с двумя коробками. Он сгрузил их на стол, покрутился, осматриваясь, и исчез.
— Пофуфу у фуфя фофот? — спросил Носик, мотая мордой, чтобы порвать тянущиеся ниточки расплавленного сыра.
— Прожуй сначала что ли.
— Я спрашиваю — почему у тебя роботы. Это ведь не разрешается.
— Ну это кому как. И смотря какой. Этот вот никому не мешает. А торговлю я свернул.
— Ай-яй-яй. Нехорошо. Закон есть закон.
— Я сейчас отберу у тебя коробку.
Фенек фыркнул, стянул коробку со стола на пол и поволок в угол.
— Ты как собачка.
Сатан достал откуда-то металлическую фляжку с колпачком.
— Вот. Подсмотрел у твоего хозяина. Только у меня там другое кое-что налито. Вкусненькое.
Он покрутил что-то и из железного горлышка пошёл дымок. Фенек доел последний кусок и лёг. Повисший в комнате пар баюкал, и вскоре он оказался на какой-то солнечной лужайке. Там можно было прыгать, махать хвостом и даже гонять туда-обратно глупого толстого ежа.
— Прибыли посетители, — сообщил вдруг дворецкий. Он уже несколько минут как стоял в дверях, пялясь своими стекляшками.
— Посетители?
— Посетители. Они пытаются нажать кнопку звонка.
— Давно пытаются?
— Уже двадцать две минуты как.
— Значит, упорные люди.
— По-видимому, весьма упорные.
Сатан потянулся.
— Что же, давай уважим упорных людей. Попроси их к нам подняться. Только убери коробки, а то мы как свинюшки.

— У вас не работает звонок, — сообщила большая дама.
Посетителей было трое — два джентльмена и дама. Дама была большая, один из джентльменов тоже, а второй джентльмен — напротив, совсем небольшой.
— У вас не работает звонок, — сообщила большая дама. — Вы заставили комиссию ждать на улице.
— Там прекрасная погода, — ответил Сатан. — Ой. Простите, я не то хотел сказать. Я не знал, что вы комиссия.
— Мы — комиссия, — в голосе дамы отозвался трагизм эпохи.
— Присаживайтесь. Не бойтесь, он не кусается. Гоните его оттуда и поставьте стул. Вот так. Кофе? Как угодно. А что же вы за комиссия?
— Скибс, — уселась на стул одна только дама, а оба джентльмена остались стоять, — Скибс. Молодой человек спрашивает, что мы за комиссия.
Одна половина лица Скибса нахмурилась, а другая удивилась. По-видимому, он пребывал во власти внутренних противоречий. Хозяин весело предложил Скибсу коньячку, но тот помотал головой.
— Вундт, — сказала дама, — представьте нас молодому человек.
Вундт расстегнул куртку. Со внутренней стороны обнаружилась бляха с золотой надписью «Модераториал Годвилля». Ниже было выбито: «Вундт. Ст. предст. № б/н».
— А, — рассматривая бляху, Сатан подался вперёд, а теперь снова откинулся на спинку, — гроза болтунов. Незримая длань на страже приличий. А что, Вундт, вас так обидели? Почему же вы бэ эн, а не, например, номер первый?
Вундт смотрел волком, и за него ответила дама.
— Господин Вундт внештатник. Его в некотором смысле нет.
— Ну так пробили бы английское «и». Всяко солиднее. Слушайте, а вот меня всегда интересовало. Куда падает ударение в слове «Модераториал»? Оно рифмуется с «мемориал»?
Лицо дамы уже приобрело багровый оттенок.
— Молодой человек, вы странно ведёте себя с комиссией. Скибс, Вундт. Приступим.
— Ну приступайте. Только я буду курить, — Сатан покрутил что-то на фляжке, отчего дым сделался радужно-разноцветным. Фенек хрюкнул из угла.
Вундт сделал шаг вперёд.
— Модераториал Годвилля имеет в отношении вас подозрения, — заявил он.
Сатан ждал продолжения, но продолжения не последовало.
— Подозрения в чём?
Комиссия переглянулась. Вундт шагнул назад, так что впереди всех снова оказалась дама.
— Модераториал подозревает, что вы, молодой человек, не такой уж молодой.
Снова пауза.
— Я не понял, — сказал Сатан и поправил очки.
— Вундт. Огласите.
Вундт достал бумагу.
— Первое. Понимание змеиного языка бэ сэ… Что такое бэ сэ? Неважно. Второе. Живёт обособленно. Тут, кстати, можно добавить неработающий звонок. Третье. Разводит роботов. Четвёртое. В прошедшем времени занимал нумер первый, — тут Вундт сбился и злобно глянул на Сатана, — в прошедшем времени занимал нумер первый в смысле мощи, причём длительно во времени. Пятое. Имеет своё имя, которое имеет. Шестое. Жена. Седьмое. Имеет рога. Всё.
Дама, поджав губы, глядела под стол. Глаза Скибса разъезжались, поэтому нельзя было сказать, куда он глядел. А Вундт как бы перечитывал бумагу — дескать, не забыл ли что сказать?
— Это снимается, — наконец сказал Сатан. Он медленно снял обруч с аккуратными рожками бронзового цвета. — Рога ненастоящие.
— Рога — они и есть рога, — сказала дама.
— Я не понял, что уважаемая комиссия имеет в виду. Какой комиссия делает вывод.
Они снова переглянулись. Наконец дама поднялась с места.
— Модераториал Годвилля полагает, что вы — Сатана. Бес.
Сатан смотрел на комиссию, а комиссия смотрела в разные стороны. Под столом Носик сотрясался и сдавленно хрюкал, уткнувшись носом в пушистый хвост.

— А что они могут тебе сделать?
— Ничего. Они могут только укорачивать голос тем, кто слишком громко разговаривает.
Аннетт всматривалась в далёкое небо.
— Зачем их держат вообще?
— Кто-то должен следить за порядком. У них не все такие… скибсы.
— Не знаю, за чем они там следят. Домби вон жаловался на каких-то мерзавцев. И ничего.
— Домби всё время жалуется на каких-нибудь мерзавцев.

Солнце неторопливо спускалось за багровый горизонт.