Волосок от Смерти: различия между версиями

Когда едва сотворённый мир был ещё лишён форм и красок, по тёмным его пустошам одиноко бродил Первый из двух демиургов. Пока Второй, не зная отдыха, ковал в своей кузне рубиновые рельсы, держащих мироздание, да закалял рычаги рандома, Первый шёл по пустынному миру и песней творил формы будущей жизни. Проносились перед ним призраки фраз, что должны будут писать в дневник этого мира те, кто его населит. И там, где он проходил, мир оживал: здесь раскинулся Лес бинарных деревьев, там поднялся из моря Полуостров Полуросликов; заходили под землёй кроты, закружил над водой орёл, высматривая черепаху. А демиург улыбался. Куда моложе и наивнее был он тогда — его мир должен был нести тем, кто взглянет на него с облаков, смех и радость свободной силы (пусть и приправленные долей цинизма). Горю и смерти в новом краю богов и героев не было места.

Но когда Первый демиург сделал круг и вернулся туда, где уже звучала его песня — он понял, что в мир его пришёл незваный гость. Новая тропа тянулась в новорожденный лес — и вокруг неё деревья почернели и увяли, а на высохшей земле сиротливо лежала мёртвая белка. В гневе пронёсся по тропе демиург — и вывела она его к утёсу, на котором стояла девушка. Была она красива — да только что-то пугающее было в этой красоте; молода лицом — но небывало длинные, парящие на ветру волосы её казались серебряно-седыми.

«На кого взгляну я — у того только дыхание прервётся. Дотронусь рукой — лишь сердце остановлю. Но кого коснутся волосы мои — того я уже не отпущу, душу с собой уведу. Длинны они — и никому от них не уйти, в каждый уголок мира твоего они дотянутся. И пока играет ими ветер — ничто их не сдержит и не будет для них закона. Где пройду — не останется жизни, а дорога моя бежит через весь твой мир. И потому ты, единственный, кому не страшны они, должен заплести мои волосы в косу — тогда и будет разить она тех, чей срок действительно подошёл к концу. Заплетёшь ты мне косу лишь раз — и когда истреплется твоя лента, когда порвётся, не выдержав стальных моих волос — тогда и миру твоему выйдёт срок. Тогда с распущенными волосами пройду я по нему — в последний раз.»

Без лишних слов протянул ей ленту демиург. Повернулась к нему девушка спиной, и играющие на ветру волосы её поникли, опустившись в его руки. Но не стал демиург заплетать косу. Собрал он волосы вместе и перевязал лентой у самых корней. «Неужели не понял моих слов? Не хвост мне нужен, коса!» — гневно воскликнула Смерть… но тут вдруг вспыхнула лента. Пробудилось в ней пламя горна кузнечного, ожил огонь тысячи скриптов. Не выдержали стальные волосы, как ножом их отрезало. Поднялась буря, взметнул их ветер и разбросал далеко-далеко, по всему Годвиллю…

С тех пор нет в Годвилле истинной смерти. Приходит к героям в бою холодная дева, и падают они замертво — но увести их из мира нет власти у безволосой. Кто краем глаза увидит её такой — и вовсе за мужчину примет. Оттого-то, говорят, и пошло слово о том, будто Смерть — мужского рода, как и все в Годвилле были когда-то. А волоски от Смерти, разнесённые первобытным ветром по Плоскомирью, герои находят там и сям. Дорогую цену за них дают торговцы. Да только говорят, что всякий раз, когда настигает холодная дева героя со своим волосом, забирает она трофей себе…

Нет и не будет мира без смерти. Придёт день — и соберёт дева свои волосы. Да не станет их в косу заплетать, а пойдёт по миру с распущенными — в последний раз. Кто знает, сколько их осталось? Может быть, Годвилль уже сейчас — на волосок от Смерти?